Прикидывая, в какую сторону ему надо идти, преподобный вдруг почувствовал, что за ним следят. Он посмотрел налево — в прилегающий к гостинице проулок. За мусорным баком стоял худой мужчина в комбинезоне с каштановыми волосами. В руках он держал небольшой чемоданчик с инструментами. Смерив священника, как тому показалось, пристальным взглядом, мужчина повернулся и быстро исчез в проулке.
Преподобный Свенсен крепче ухватился за свой кейс, думая о том, что, вероятно, ему все же стоило остаться в номере, несмотря на его отвратительную атмосферу. Свенсен слабо рассмеялся. «Успокойся, — сказал он себе. — Это всего-навсего уборщик или даже работник гостиницы, удивленный тем, что видит священника в таком неподобающем месте».
Кроме того, размышлял Свенсен, неспешно двигаясь на север, он все же духовное лицо, что дает ему некоторую неприкосновенность даже в этом современном Содоме.
Прошла одна секунда, наступила следующая.
Красный шарик никак не мог вырваться из протянутой руки Кары и переместиться к уху.
Однако он сделал это.
А когда она схватила его и подбросила в воздух, шарик никак не мог исчезнуть, а потом вновь оказаться у изгиба ее левого локтя.
Однако это он тоже сделал.
Каким же это образом? — гадал Райм.
Он и Кара находились сейчас в нижней лаборатории его городского дома, где дожидались Амелию Сакс и Роланда Белла. Пока Мел Купер раскладывал на смотровых столах вещественные доказательства, а компьютер наигрывал джазовую композицию, Райму демонстрировали персональное шоу.
Кара стояла перед окном, в черной тенниске Сакс, которую извлекли из чулана наверху. Том стирал блузку Кары, удаляя пятно «крови», продемонстрированное ею во время импровизированного представления на ярмарке ремесел.
— Откуда вы их берете? — Райм кивком указал на шарики. Он так и не заметил, чтобы она доставала их из сумочки или из кармана.
Кара с улыбкой ответила, что «материализовала» их.
— А где вы живете? — спросил он.
— В Виллидже.
Райм кивнул, предавшись воспоминаниям.
— Когда мы с женой были вместе, большинство наших друзей жили там. А еще в Сохо, в Трибеке.
— Я не слишком часто бываю к северу от Двадцать третьей, — сказала она.
Криминалист засмеялся.
— В мое время с Четырнадцатой начиналась демилитаризованная зона.
— Кажется, наши победили, — пошутила Кара. Красные шарики появились и вновь исчезли, перешли из одной руки в другую, затем начали циркулировать в воздухе.
— А откуда ваш акцент?
— У меня есть акцент? — удивилась она.
— Ну, интонация, модуляции… тон.
— Наверное, из Огайо. Средний Запад.
— У меня тоже, — сказал Райм. — Иллинойс.
— Но здесь я живу с восемнадцати лет. Училась в Бронксвилле.
— Колледж драматического искусства имени Сары Лоуренс, — предположил Райм.
— Английская литература.
— И вам здесь понравилось, поэтому вы остались.
— Мне понравилось здесь сразу, как только я перебралась в город. А потом мой отец умер, и мать переехала сюда, чтобы быть поближе ко мне.
Дочь овдовевшей матери… Как и Сакс, подумал Райм. Возможно, у Кары те же проблемы с матерью. В последние годы установился мир, но до этого мать Амелии была несдержанна и непредсказуема. Роуз не понимала, почему ее муж всего-навсего коп, а дочь не желает быть тем, кем она хотела бы видеть ее. Это сближало отца с дочерью, что только ухудшало обстановку в семье. Сакс рассказывала Райму, что в трудные времена им с отцом служил убежищем гараж, где все было вполне предсказуемо: к примеру, карбюратор не работал лишь вследствие незыблемых законов физики, а не из-за чьей-то прихоти.
Двигатели, подвески и трансмиссии не подвержены колебаниям настроения и даже в самом худшем случае никогда не обвинят тебя за совершенные ошибки.
Райм несколько раз встречался с Роуз Сакс, приятной, говорливой, несколько эксцентричной женщиной, гордившейся дочерью. Однако в прошлом все было иначе.
— Ну и как сказывается то, что она находится неподалеку? — поинтересовался Райм.
— Думаете, это не слишком здорово? Нет, моя мама замечательная. Она… ну, в общем, настоящая Мать. С большой буквы.
— И где она живет?
— В одном медицинском учреждении, в Верхнем Ист-Сайде.
— Она очень больна?
— Нет, ничего серьезного. Она выздоровеет. — Кара рассеянно катала шарики по ладони. — Как только ей станет лучше, мы поедем в Англию — только вдвоем. В Лондон, в Стратфорд, в Котсуолд. Один раз я уже ездила туда с родителями. Это был наш лучший отпуск. Теперь я буду ездить по левой стороне дороги и пить теплое пиво. В прошлый раз мне этого не разрешали. Тогда мне было всего тринадцать лет. Вы были там когда-нибудь?
— Конечно. Иногда мне приходилось сотрудничать со Скотленд-Ярдом. А еще я читал там лекции. Я там уже не был с… ну, в общем, немало лет.
— В Англии фокусы и иллюзия всегда пользовались большей популярностью, чем здесь. Там все овеяно историей. В Лондоне я хочу показать маме Египетский зал. Сто лет назад для фокусников это был своего рода центр вселенной. Знаете, для меня это нечто вроде паломничества.
Райм посмотрел на дверь — Тома не было видно.
— Сделайте мне одолжение, — попросил он.
— Пожалуйста.
— Мне нужно принять лекарство. — Кара оглядела стоящие возле стены пузырьки с лекарствами. — Нет, на книжной полке.
— Понятно. Какое из них? — спросила Кара.
— То, что в самом конце. «Макаллан», восемнадцатилетней выдержки. — Райм шепотом добавил: — И чем незаметнее вы его нальете, тем лучше.